***
Моя война никогда не кончится,
бешеной похотью вызверев,
апрель перед объятиями мая корчится
луж фиолетовыми брызгами.
зрачков, испуганные дрожащие зайчики,
бегают, систему в толпе выискивая,
город издевается и подначивает,
подсовывая рекламные вывески.
стесняются приставаний улицы.
стихи изнасилованные брошены.
От вечной бессонницы тихо хмурятся
невыспавшиеся прохожие...
***
Вечности больше нет,
мне наплевать:
я помню
штормовой ультрафиолет
в глазах заливавшихся кровью.
слёзы врали... мой дождик лей,
расскажи, как она ушла
отражением фонарей
на прозрачной фактуре стекла
Через рвоту застывших слов,
упираясь в плохой размер,
повторяю: моя любовь
всего лишь одна из химер,
моя жизнь, разноцветные ленты,
разрывается на фрагменты.
На изнанке ворованных фраз
верю в последний раз
и шепчу (равнодушные взгляды,
отражаясь, застыли) смотри,
какие чужие обряды
сворачивались внутри.
***
Ты плохая. Зима пройдёт.
Раздевалась в разрезе штор,
а потом - о, двухтысячный год
сдохни! - размазала рот
невозможной, чужой улыбкой,
слишком липкой
для этих губ.
время пиная,
как арестанта конвойный,
вечность вступала в права
и любая попытка возврата
была бесполезна;
на словах
пел запрет,
а рассвет
лез в окно
(это место я вычеркну)
только одно неизвестно:
как попала в подстрочник любовь.